– Настаиваю, чтобы вы не пытались, доктор Фастальф.
Один робот поставил на стол салат, второй принес поднос с фруктовыми соками, третий – хлеб и сыр, а четвертый – салфетки. Все четверо работали согласованно, не сталкиваясь и без каких-либо затруднений. Бейли ошеломленно следил за ними. Они одновременно подошли к столу с каждой стороны, потом отступили в унисон, поклонились в унисон, повернулись вместе и вернулись в свои ниши в дальнем конце комнаты. Бейли вдруг осознал, что Дэниел и Жискар тоже здесь. Он не видел, как они вошли. Они стояли в нишах. Дэниел был в ближней.
– Теперь, когда они ушли, – сказал Фастальф, сделал паузу и жалобно покачал головой – если не считать, что они здесь. Обычно роботы уходят до начала ленча. Роботы не едят, поэтому кто не ест – уходит. В конце концов, это стало ритуалом. Но в данном случае…
– …они не ушли, сказал Бейли.
– Нет. Я думал, что безопасность важнее этикета, и что вы, не будучи аврорцем, не обидитесь.
Бейли ждал, пока Фастальф первым начнет есть. Фастальф взял вилку, то же сделал и Бейли. Фастальф действовал медленно, позволяя Бейли точно повторять движения.
Бейли осторожно откусил креветку и нашел ее восхитительной. Он узнал вкус: он напоминал пасту из креветок, производимую на Земле, но был неизмеримо нежнее и богаче. Он медленно жевал и, несмотря на желание заняться делами, обнаружил, что все его внимание поглощено едой и немыслимо думать о чем-то другом. Первый шаг сделал опять-таки Фастальф.
– Не начать ли нам разговор о проблеме, мистер Бейли?
Бейли почувствовал, что краснеет.
– Да, конечно. Прошу прощенья. Ваша аврорская пища так поразила меня, что мне трудно было думать еще о чем-то. Проблема из-за вашего ремесла, не так ли?
– Почему вы так говорите?
– Как я слышал, кто-то совершил роботоубийство, требующее большой опытности.
– Роботоубийство? Интересный термин. Конечно, я понимаю, что вы имеете в виду. Вам сказали правду: это дело требовало огромной опытности.
– Как я слышал, только вы можете судить об этом.
– Это тоже правда.
– И вы допускаете – даже настаиваете – что только вы могли довести Джандера до умственного замерзания.
– Это и в самом дел так, мистер Бейли. Я не мог бы солгать, даже если бы хотел. Известно, что я выдающийся теоретик роботехники во всех Пятидесяти мирах.
– А не может быть второй по значению теоретик роботехники, третий или даже четвертый, обладающий необходимыми способностями и знаниями для совершения этого деяния? Разве обязательно быть самым лучшим?
– По-моему, – спокойно сказал Фастальф, – это дело требует самых лучших способностей. И я уверен, что только я мог бы выполнить эту задачу. Не забудьте, что лучшие головы в роботехнике – включая и мою – специально занимались созданием такого позитронного мозга, который нельзя привести к умственному замораживанию.
– И вы уверены в этом?
– Полностью.
– И вы заявили это публично?
– Конечно. Здесь же было общественное расследование, мой дорогой землянин. Мне задавали те же вопросы, что и вы, и я отвечал правду. Так принято на Авроре.
– В данный момент я спрашиваю не о том, насколько искренне вы отвечали. Но не управляла ли вами естественная гордыня? Может, это тоже типично аврорское?
– Вы хотите сказать, что моя забота о том, чтобы считаться лучшим, заставила меня добровольно оказаться в положении, когда все будут считать, что именно я заморозил мозг Джандера?
– Я показываю вам, как вы спасаете свою научную репутацию, разрушая свой политический и общественный статус.
– Понятно. У вас интересный ход мышления, мистер Бейли. Нет, мне это не приходило в голову. Вы думаете, что в выборе между возможностью считаться вторым или взять на себя вину в – как вы говорите – роботоубийстве, я сознательно соглашусь на последнее?
– Нет, доктор Фастальф, я не хочу представить дело так просто. Не могло ли быть так, что вы обманываетесь, считая себя крупнейшим роботехником, не имеющим соперников, и цепляетесь за это, потому что бессознательно – бессознательно, доктор Фастальф – понимаете, что вас переплюнул другой?
Фастальф рассмеялся с некоторой досадой.
– Нет, мистер Бейли. Совершенно неправильно.
– Спасибо. Вы уверены, что никто из ваших коллег не может сравниться с вами?
– Очень немногие способны вообще иметь дело с человекоподобными роботами. Конструкция Дэниела создала, в сущности, новую профессию, для которой нет даже названия. Из теоретиков роботехники на Авроре никто, кроме меня, не понимает работы позитронного мозга Дэниела. Понимал доктор Сартон, но он умер, да и он не понимал этого так хорошо, как я. Базисная теория моя.
– Вы это начали, но вы, разумеется, не можете надеяться остаться единственным. Разве никто не изучает теорию?
Фастальф твердо покачал головой.
– Никто. Я никого не учил и не верю, чтобы кто-нибудь из ныне живущих роботехников разработал бы собственную теорию.
Бейли сказал с легким раздражением:
– Может быть какой-нибудь молодой человек, только что из университета, более сообразителен, чем другие…
– Нет. Такого молодого человека я бы знал. Он прошел бы через мои лаборатории. Он работал бы со мной. В данный момент такого человека не существует. Когда-нибудь будет, может, и не один, но сейчас – нет!
– Стало быть, если вы умрете, новая наука умрет с вами?
– Мне всего 165 лет – примерно 135 по земному времени; по аврорским стандартам я еще совсем молод, и по медицинским показателям можно считать, что я еще не перевалил за половину жизни. У нас нередко доживают до четырехсот лет – местных, конечно. Так что у меня хватит времени учить кого-то.