Слово «должен» было слегка подчеркнуто.
Конечно, Первый Закон, подумал Бейли. Он так же страдал на свой лад, как я на свой, когда я потерял сознание, а он не мог вовремя предвидеть этого. Нарушение баланса позитронных потенциалов производит в нем тот же дискомфорт и ту же реакцию, как для меня – острая боль. Но откуда мне знать, что есть в псевдокоде и псевдосознании робота, и откуда знать Дэниелу, что происходит во мне?
Затем, чувствуя угрызения совести за то, что подумал о Дэниеле как о роботе, Бейли посмотрел в его ласковые глаза (давно ли он подумал, что они ласковые?) и сказал:
– Я бы сказал вам сразу о любом дискомфорте, но его нет. Я просто пытался услышать шум, который сказал бы мне о посадке, партнер Дэниел.
– Спасибо, партнер Илия, – серьезно сказал Дэниел и слегка поклонился.
– При посадке не будет никакого неудобства. Вы почувствуете ускорение, но очень незначительное, поскольку эта комната защищена. Может подняться температура, но не больше, чем на 2 градуса Цельсия. А что касается звуковых эффектов, то может быть низкий свист, когда мы будем проходить через толщу атмосферы. Что-нибудь из этого встревожит вас?
– Не должно. Меня беспокоит, что я не могу участвовать в посадке. Мне хотелось бы знать о таких вещах. Мне не нравится быть пленником и не иметь опыта.
– Вы уже обнаружили, что природа опытов не подходит к вашему темпераменту.
– А как я могу преодолеть это, Дэниел, если меня держат здесь?
– Я уже объяснял вам, что вас держат здесь для вашей же безопасности.
Бейли с явным отвращением потряс головой.
– Я нахожу, что это вздор. Со всеми этими ограничениями и моим полным незнанием Авроры мои шансы на успех в деле настолько малы, что вряд ли кто-то в здравом уме захочет сделать попытку остановить меня. А если бы и так, зачем трудиться нападать лично на меня? Не проще ли взорвать корабль?
– Об этом тоже думали, партнер Илия. Корабль был тщательно проверен.
– Вы уверены на все сто процентов?
– В таких вещах нельзя быть абсолютно уверенным. Однако, Жискару и мне приятнее мысль, что уверенность очень большая и что мы действуем с минимальной возможностью бедствия.
– А если вы ошиблись?
Что-то вроде спазма прошло по лицу Дэниела, словно этот вопрос нарушал гладкую работу позитронных путей в его мозгу.
– Но мы не ошиблись.
– Вы не можете знать этого. Мы вот-вот приземлимся, и это наверняка, опасный момент. Я не могу прятаться в этой каюте, если должен высадиться на Аврору. Я пройду через корабль в окружении других людей. У вас есть способ сделать высадку безопасной? – Он подкалывал Дэниела, потому что его злило длительное заключение… и позор потери сознания. Но Дэниел спокойно ответил:
– Есть. И мы, кстати, приземлились. Сейчас мы на поверхности Авроры.
Бейли мгновенно опешил. Он огляделся, но, разумеется, не увидел ничего, кроме каюты. Но он не почувствовал ни ускорения, ни жары, не слышал свиста ветра. Может, Дэниел намеренно заговорил снова о личной опасности для Бейли, чтобы он, Бейли, не думал ни о чем другом.
– Да, но нам надо еще сойти с корабля. Как я это сделаю, не оказавшись уязвимым для возможных врагов?
Дэниел подошел к стене и коснулся ее. Стена быстро разошлась на две половины, и Бейли увидел длинный туннель. Тут же из двери вышел Жискар и сказал:
– Сэр, мы втроем пойдем через выходную трубу. Другой конец под наблюдением. И там ждет нас доктор Фастальф.
– Мы приняли все меры предосторожности, – сказал Дэниел.
– Приношу свои извинения Дэниелу и Жискару, – пробормотал Бейли и мрачно вошел в трубу. Все эти предосторожности уверили его в том, что они не напрасны.
Бейли не считал себя трусом, но он был на чужой планете, не имел возможности отличать друзей от врагов, порадоваться чему-то знакомому (исключая, конечно, Дэниела). В критический момент – с содроганием подумал он – он должен оказаться без ограды, которая грела его и давала уверенность.
Доктор Хэн Фастальф действительно ждал и улыбался. Он был высок, худощав, с редеющими темными волосами. И, конечно, уши. Бейли до сих пор помнил их. Большие, оттопыренные, они придавали Фастальфу несколько юмористический, домашний вид. И Бейли улыбнулся больше этим ушам, чем приветствию Фастальфа. Он было подумал: неужели медицинская техника Авроры не в силах сделать небольшую пластическую операцию, чтобы исправить эти нескладные уши? Но вполне возможно, что Фастальфу нравился их вид, и Бейли, как ни странно, тоже. Должно же быть что-то в лице, что заставляет людей улыбаться.
Может, Фастальф хотел нравиться с первого взгляда. А может, находил полезным, чтобы его несколько недооценивали? Или как раз наоборот?
Фастальф сказал:
– Следователь Илия Бейли. Я хорошо помню вас, хотя всегда вспоминаю лицо актера, изображавшего вас.
Бейли скривился.
– Эта гиперволновая постановка преследует меня, доктор Фастальф. Хотел бы я знать, когда я от нее избавлюсь.
– Никогда, – добродушно сказал Фастальф. – Но если вам она не нравится, мы тут же вычеркнем ее из нашего разговора. Я больше не упомяну о ней. Идет?
– Спасибо. – Бейли с неожиданным расчетом протянул руку Фастальфу.
Фастальф заметно заколебался, а затем осторожно взял руку Бейли – очень не надолго – и сказал:
– Хочу верить, что вы не являетесь ходячим мешком с микробами, мистер Бейли. И жалобно добавил, поглядывая на свои руки: – Правда, я должен признаться, что мои руки покрыты пленкой. Я – плод иррациональных страхов своего общества.