Роботы утренней зари - Страница 94

– Я не хочу верить этому, Илия, – тихо сказала она.

– Глэдис, не делай себя несчастной. Между нами произошло нечто замечательное, но с тобой произойдут и другие замечательные вещи, и много всяких, только не то же самое.

Она молчала.

– Глэдис, – сказал он требовательно, – пусть никто не узнает о том, что произошло между нами.

Она с болью взглянула на него.

– Ты стыдишься этого?

– Того, что случилось, конечно, нет. Но могут быть неприятные последствия. Все будут болтать об этом деле. Благодаря этой проклятущей гиперволновой драме, которая включала в себя искаженную версию наших отношений, мы на виду. А если появится хоть малейший намек на то, что между нами… любовь, это будет передано на Землю со сверхкосмической скоростью.

Глэдис высокомерно подняла брови.

– И Земля сочтет, что ты унизился? Твое положение не позволяет тебе заниматься сексом с кем попало?

– Да нет же, – неохотно сказал Бейли, хотя знал, что именно такова точка зрения миллиардов землян. – Тебе не приходит в голову, что об этом услышит моя жена? Ведь я женат.

– Ну и что, если услышит?

Бейли вздохнул.

– Ты не понимаешь. На Земле все не так, как на Внешних мирах. В нашей истории были те времена, когда сексуальные нравы были довольно распущены, во всяком случае, в некоторых местах и в некоторых классах общества. Но сейчас не то. Земляне живут скученно, и это привело к пуританской этике – в любых условиях сохранять стабильную семейную систему.

– Ты имеешь в виду – у каждого один партнер, не больше?

– Ну, честно говоря, не совсем так. Но всякие неправильности стараются хранить в тайне, чтобы все…

– …притворялись, что не знают?

– Ну, да. Но в данном случае…

– …будет настолько хорошо известно, что нельзя притвориться незнающим… И твоя жена будет злиться и шпынять тебя?

– Ну, шпынять меня она не будет, но она будет опозорена, а это еще хуже. Мое общественное положение пострадает и… ох, Глэдис, если ты не понимаешь, а ты, конечно, не понимаешь, все равно, обещай мне, что не станешь говорить об этом так открыто, как это делают аврорцы. – Он сознавал, что являет собой довольно жалкое зрелище.

Глэдис сказала задумчиво:

– Я не намерена дразнить тебя, Илия. Ты был добр ко мне, и я не хочу быть недоброй к тебе, но, – она беспомощно всплеснула руками – ваши земные обычаи такие бессмысленные!

– Не спорю, но я вынужден жить с ними, как ты жила с солярианскими обычаями.

– Да. – Ее лицо затуманилось воспоминаниями. – Тогда прости меня, Илия. Я честно прошу прощения. Я хотела того, чего не могла иметь, и взяла у тебя.

– Все правильно.

– Нет, неправильно. Слушай, Илия, я хочу кое-что объяснить тебе. Я думаю, ты не понимаешь, что случилось в эту ночь. Тебя очень смутит, если я скажу?

Бейли задумался, как чувствовала бы себя Джесси, если бы слышала этот разговор. Он прекрасно сознавал, что его мозг должен быть занят предстоящей конференцией с Председателем, а не личными супружескими делами, но на самом-то деле он думал о Джесси.

– Наверное, буду смущен, но все равно объясни.

Она подвинула свой стул, даже не позвав для этого робота, вплотную к стулу Бейли и положила свою маленькую ручку в его руки. Он сжал ее.

– Вот видишь, я больше не боюсь контакта. Теперь я могу не только коснуться твоей щеки, как тогда.

– Возможно, но это не действует на тебя, как тогда?

Она кивнула.

– Нет, так не действует, но все равно мне приятно. Я думаю, то было началом. Надо было так уйти в себя, чтобы одно прикосновение показало, как ненормально я жила, и так долго. Теперь все гораздо лучше. Могу я сказать теперь? Все, что я говорила – всего лишь пролог.

– Говори.

– Я хотела бы, чтобы мы были в постели и в темноте. Я могла бы говорить более свободно.

– Мы сидим здесь и при свете, Глэдис, но я слушаю.

– Ладно. На Солярии о сексе не говорят, ты знаешь.

– Знаю.

– Я была неопытна в этом смысле. Несколько раз – всего несколько – мой муж приходил ко мне по обязанности. Я не хочу даже описывать, как это было, но уж поверь мне, это было хуже, чем ничего.

– Я верю.

– Но я знала о сексе. Я читала о нем. Иногда я обсуждала это с другими женщинами, но все они уверяли, что это отвратительная обязанность, которой солярианки должны подвергаться. А если у них был ребенок, что ограничивало их участие, они говорили, что счастливы никогда больше не иметь дело с сексом.

– Ты верила им?

– Конечно. Я никогда не слышала ничего другого, а те немногие несолярианские сведения, о которых я читала, считались фальшивыми извращениями. Я этому верила. Мой муж как-то нашел у меня книги, назвал их порнографией и уничтожил. Ты знаешь, люди могут поверить во все, что угодно. Я думаю, солярианские женщины верили в то, что говорили, и на самом деле презирали секс. Они говорили так искренне, и я чувствовала, что во мне что-то чудовищно-неправильное, поскольку у меня было к сексу какое-то любопытство… и странные ощущения, которых я не понимала.

– И ты в то время не пользовалась роботами для некоторого облегчения?

– Нет, мне это не приходило в голову. Иной раз ходили шепотки о таких вещах – всегда с ужасом, может, с притворным, так что я никогда не думала делать что-то подобное с любым неодушевленным предметом. Конечно, я иногда видела сны, и что-то такое, вроде начала оргазма, бывало, и я просыпалась. Я не понимала, что это, и не решалась говорить об этом. Я очень стыдилась таких снов, хуже того, я их боялась. И вот я приехала на Аврору.