– Не стоило бы, партнер Илия. Дождь может кончиться только после полуночи, а если Председатель придет завтра утром, как предположил доктор Амадейро, разумнее было бы потратить вечер на консультацию с доктором Фастальфом.
Бейли заставил себя повернуться в направлении того, от чего хотел бы убежать, и посмотрел в глаза Дэниела. Они казались очень озабоченными, но это было, возможно, лишь интерпретацией их выражения со стороны самого Бейли. У робота нет ощущений, только позитронные волны, которые изображают эти ощущения. Впрочем, может, и у человека нет ощущений, а просто нейронные волны интерпретируются как ощущения? Бейли заметил, что Амадейро ушел, и сказал:
– Амадейро намеренно задерживал меня предложением зайти в туалет, бессмысленной болтовней, предупреждением, чтобы вы и Жискар не сказали мне о грозе; он даже пытался уговорить меня пройтись по зданию и остаться обедать. Он прекратил все это только при ударе грома. Именно его он и ждал.
– Похоже на то. Видимо, он хотел, чтобы гроза задержала вас здесь.
Бейли глубоко вздохнул.
– Вы правы. Я должен выйти.
Он нехотя сделал шаг к открытой двери. Еще один. И еще – тяжело навалившись на Дэниела. Жискар спокойно ждал в дверях.
Бейли остановился и на секунду закрыл глаза, а затем сказал тихо, больше себе, чем Дэниелу:
– Я должен выйти. – И снова двинулся вперед.
– Вы в порядке? – спросил Жискар.
Дурацкий вопрос, продиктованный программной робота, – подумал Бейли, – хотя так же спросил бы и иной человек с запрограммированным этикетом.
– Да, – сказал он, тщетно пытаясь поднять голос выше хриплого шепота. Бесполезно отвечать на глупый вопрос, поскольку Жискар и сам видел, что Бейли не в порядке, и что его ответ – явная ложь. Однако, ответ был дан и принят и дал Жискару возможность сделать следующий шаг.
– Тогда я пойду и подведу машину к дверям.
– А она будет работать при… при этой воде, Жискар?
– Да, сэр. Это обычный дождь.
Жискар вышел, и Бейли впервые в жизни позавидовал роботу: спокойно идти через это, не обращать внимания на воду, на свет и звук, игнорировать окружающее, иметь псевдо-жизнь и абсолютную храбрость, не знать страха перед болью и смертью, потому что для него нет ни боли, ни смерти. Но зато быть неспособным к оригинальности мышления, не иметь непредсказуемого прыжка интуиции… Стоили ли эти дарования той цены, что человек платит за них? В данный момент Бейли не мог сказать. Он знал, что, как только избавится от этого ужаса, он признает: за то, чтобы быть человеком, никакая цена не высока. Но сейчас он ничего не испытывал, кроме сердцебиения и подавленности воли, и думал только: можно ли считать себя человеком, если не можешь преодолеть этот глубоко сидящий ужас, эту страшную агорафобию? Однако, он был на открытом пространстве больше двух дней и чувствовал себя почти совсем хорошо. Но страх не был побежден, теперь Бейли это знал. Он подавлял его, думая о других вещах, но гроза пересиливала интенсивность мыслей.
Он не мог допустить этого. Если все погибнет – мысль, гордость, воля – он должен вернуться на позор. Он не мог показать слабость перед безразличным, высокомерным взглядом роботов. Это позор – не пересилить страх. Он чувствовал руку Дэниела на своей талии, и стыд предупреждал, чтобы он не делал того, что больше всего хотел – повернуться и спрятать лицо на груди робота. Может, он и не удержался бы, будь Дэниел человеком…
Он, видимо, потерял всякий контакт с реальностью, потому что вдруг услышал голос Дэниела, донесшийся как бы издалека и звучавший почти панически:
– Партнер Илия, вы слышите меня?
Голос Жискара, тоже издалека, сказал:
– Мы должны нести его.
– Нет, – пробормотал Бейли, – я сам пойду.
Видимо, они не слышали. А может, он и не сказал этого, а только подумал. Его подняли. Левая рука его беспомощно болталась и он старался поднять ее, оттолкнуться и снова встать на ноги, но его старания ни к чему не привели. Но вот он снова в машине, заклиненный между Дэниелом и Жискаром. Над ним струился теплый воздух.
– Простите, что моя поверхность мокрая, – сказал Жискар. – Я быстро высохну. Мы подождем здесь некоторое время, пока вы придете в себя.
Бейли облегченно вздохнул: он был уютно огорожен. Дайте мне мой Город, подумал он. Пропадай вся Вселенная, пусть космониты колонизируют ее. Мне нужна только Земля. Но, думая так, он сам не верил себе. Надо занять мозг делом.
– Дэниел, – слабо заговорил он, – как вы считаете, правильно ли Амадейро оценил ситуацию, когда сказал, что Председатель положит конец расследованию, или выдавал желаемое за действительное?
– Возможно, партнер Илия, что Председатель действительно допросит доктора Фастальфа и Амадейро по этому делу. Стандартная процедура – диспут на эту тему. Прецедентов было много.
– Но зачем? Если Амадейро так убедителен, почему бы Председателю просто не приказать прекратить следствие?
– Председатель в трудном политическом положении. Он сначала согласился на требование доктора Фастальфа привезти вас на Аврору и теперь не может так быстро переиграть, чтобы не показать себе слабым и нерешительным и не разозлить доктора Фастальфа, который все еще является влиятельной фигурой в Совете.
– Тогда почему же он не откажет Амадейро в его просьбе?
– Доктор Амадейро тоже влиятельное лицо, и похоже, что его влияние растет. Председатель может выиграть время, выслушивая обе стороны и давая хотя бы видимость обсуждения перед тем, как вынести решение.